Моя жизнь
давно превратилась
в произведение искусства.
Но кто же меня создает?
Откуда ты? Где росла?
Мои предки – родом из Польши. Бабушка – Богоявленская, отец – Тышковский, мама – Каминская. Я родилась в Киеве, недалеко от Золотых ворот, почти в сердце города, где провела большую часть своей жизни. Периодически жила в Минске, Москве, Санкт-Петербурге и Тбилиси.
Где училась?
В Киевском университете имени Тараса Шевченко я проучилась восемь лет – пять лет на филологическом факультете, отделении «Русский язык и литература», три года – в аспирантуре, к концу которой, наконец, сделала над собой усилие и вместо стихов начала писать диссертацию «Мифопоэтика Марины Цветаевой». В целом на неё ушло не больше трех месяцев, и довольная собой и быстрой работой, я уже готовилась защищаться, но услышала от научного руководителя, что нужно непременно ссылаться на авторитеты, поэтические прозрения в научной среде не проходят, и посвятила ещё два года цитированию классиков, бережно вставляла в основную ткань работы мудрствования ученых мужей. Защита была похожа сценический выход – блестящий и успешный, с цветами и аплодисментами. Всё прошло при общем согласии ученого совета. Однако через год я получила отказ от высшей аттестационной комиссии «у зв’язку з українською неграмотністю афтореферату», который мне перевели на украинский (в связи с глобальной украинизацией страны даже работу по русской литературе нужно переводить на украинский). Пришлось перезащищаться, не изменив ни одного слова в диссертации, лишь отдав для перевода афтореферат более грамотным людям. Было очень нудно и совсем не блестяще. Я долдонила оставшиеся в голове с прошлого года собственные фразы, цитируя саму себя. Диплом я, конечно, получила, но с тех пор не прочла ни одной филологической книги, отказалась преподавать зарубежную литературу в Лингвистическом университете, поскольку предложенная работа не соответствовала моему профилю, и потеряла вский интерес к теории поэзии. Но, конечно, не к практике.
Как пришла к поэзии? Помнишь ли свою первую поэму? Первые публикации.
Первое стихотворение помню отлично, поскольку по своей тупости оно могла бы сравниться с лучшими образцами примитивистского искусства. Я написала его в шесть лет.
Папа приехал – ура, ура, ура!
Очень уж люблю его – да, да, да!
Папа радость привез – мне, мне, мне!
И подарки привез – мне, мне, мне!
Первая публикация появилась неожиданно и в очень странной газете, которую я в глаза никогда не видела. Она называлась «Советский миллиционер». Как туда попали моя «Нелюбовная лирика» (как я называла в ту пору свою поэзию), для меня так и осталось загадкой. Я никогда не писала ни социальной, ни злободневной поэзии. Первая же настоящая публикация появилась в Москве в «Антологии русского верлибра». Киевские журналы, которые до этого не хотели меня печатать, дружно подхватили столичную инициативу. В 1992 году вышел мой первый сборник стихов «Сны на берегу жизни», который я представила на сцене. Так постепенно стала осуществляться моя детская мечта – сцена. К слову сказать, после всех начальных школ (простой, музыкальной и драматической студии), я хотела постсупать в театральный институт в Санкт-Петербурге, но обнаружила в себе более сильную тягу к литературе и языку. Через восемь лет замечательный музыкант, с которым я познакомилась на одном из так называемых фестивалей авангардного искусства, куда меня часто приглашали до рассоединения Украины с Россией, набиравший в этот же институт свой курс пластики, ритма и слова, предложил мне пойти к нему поучиться. Без экзаменов. Яотказалась. Не потому, что считала себя перезревшей, а потому что выходила в том году замуж за город Минск.
Куда ведет и к чему приводит первый стих? Профессиональная деятельность?
Если пойти за строками Цветаевой – «Поэт издалека заводит речь. Поэта далеко заводит речь», то можно сказать, что поэзия завела меня далеко – в театр, к моей мечте детства. Поначалу, потеряв интерес к теоретизированию и анализу чужих произведений, я продолжала писать стихи, публикуя книжку за книжкой, поступила в Союз Писателей Украины, и даже попробовала себя в прозе, повторяя вслед за Пушкиным: «Года к суровой прозе клонят». Когда рассказы попадали в глянцевые журналы, которые на удивление хорошо платили, я на время теряла привычный для художника статус «безработной». Как и в периоды концертов, которые я затевала с джазовыми музыкантами, спектаклей и съемок в кино. Выходы на сцену со своими стихами и песнями завершились тем, что меня приняли в Гильдию киноактеров Украины, а в один прекрасный день, как по волшебству, раздался звонок и известный режиссер предложил мне главную роль в своем фильме. Фильм долго крутили на украинских каналах. Параллельно я работала в театре – со своими собственными стихами и песнями, а также спектяклями, такими, как «Дао несоверсшенств», который поставила по свой книжице «С видом на Восток». До сих пор осталась верна привычке оформлять появление каждой книги (к сожалению, в последнее время, они выходят всё реже) в спектакль. Последний назывался «Бабочка на баобабе» — по одноименному сборнику стихов.
Что происходило во время кино- и театральных проектов с поэзией? Следовала ли она за тобой тенью? Оставалась ли верной твоей переменчивой натуре?
Иногда следовала, скорее из любопытства, чем из верности. Но чаще воротила носом и уходила, как будто, насовсем. Например, когда я писала диссертацию – не сочинила ни одного хорошего стихотворения. Когда же снималась в кино, написала одну печальную песню о судьбе актрисы, то есть, о себе, любимой. Театр вдохновлял больше. Но всё равно – для поэзии нужно уединение, сосредоточенность и, в некотором смысле, аскеза, (всё это противоположно театру и кино), когда канал чистого творчества не замутнен обожающими взглядами почитателей и уничтожающими взглядами хулителей (к счастью, последних в моей жизни было немного).
Твой взгляд на поэзию сегодняшнего дня. Любимые поэты.
Поэзия сегодняшнего дня, расправившая крылья за неимением какой-либо цензуры, движется по всем направлениям сразу. С точки зрения содержания исчезли стилистические и лексические барьеры, вульгаризмы, а иногда и мат, процветают и вызывают шарманную улыбку, особенно на лицах столичных жителей, всё рифмутеся со всем, стилистической эклектичностью никого не удивишь.С точки зрения структуры свобода проявилась во всё большем отдалении от классических размеров, в частности, от силлабо-тоники, и ознаменовалась переходом к верлибру. Говорю так не потому, что обласкана верлибристами, вхожа в антологии свободного стиха и желанна на фестивалях верлибров. Иногда мне очень даже нравится использовать какой-нибудь истертый ямб, амфибрахий, анапест и т.д., вгоняя себя в рамки, как в висящие в шкафу костюмы, которые давно вышли из моды, но при этом не потеряли своей элегантности. К тому же, я вижу верлибр как структуру довольно подвижную, гораздо лучше ассоциирующуюся с эпохой Водолея, в которую вступила наша планета, эпохой воздушной, способной возвыситься над материальным миром и материей в целом. Верлибр мне видится менее материальным, чем классический размер. Хотя я с удовольствием читаю, например, Бэлу Ахмадулину, классическую и при этом – неподражаемую, менее известного метаметафориста Ивана Жданова, в котором классика оказывается современнее и свободнее любого свободного стиха, и ещё многих поэтов, предпочитающих ритм и рифму свободному порханию верлибра. Из поэзии серебряного века больше всего люблю Мандельштама за неповторимую пронзительность предметного мира, глубина и прозрачность которого переводит его в статус абстракции, и распад последней на конкретные детали, за стирание грани между книжностью и бытийностью, совмещением в одной словесной формуле несовместимого. При всех этих предпочтениях я отдала Цветаевой десять лет жизни, писала статьи о её рваном ритме — синкопах неутоленного сердца, — сочиняла песни на её слова и пропадала на научных конференциях, доказывая её первостепенность для русской поэзии. Во французской поэзии меня привлекает Сен-Жон Перс – своей ароматной барочностью, за которой, как за завесой – обещание новых плодов. А последние годы, как писал Пастернак, я впала как в ересь, в неслыханную простоту: каждый раз, открывая Пушкина, ахаю от восхищения.
Вопрос о признании поэта. Актуален ли он для тебя?
Вряд ли смогу отстраниться от себя и ответить объективно. То, что я вижу – это необходимость отклика, которая дает возможность поэту разговаривать не с пустотой, а с Другим, инициирующим его и вдоохновляющим на новые произведения. Когда есть тот, для кого хочется писать и кому читать. Что касается славы, год назад была на Волошинском фестивале в Коктебеле, где директор нового глянцевого журнала утверждала,что поэт должен быть популярен, как во времена шестидесятых, когда рождественские, вознесенские и евтушенки собирали стадионы. Не знаю, может быть… Для меня истинный поэт всегда существо антисоциальным, что противоречит, конечно биографиям поэтов-дипломатов. Мой идеал поэта — гуру, наполненный мудростью, которую он собирает годами в драгоценном сосуде своего сердца, и которой он готов поделиться с первым просящим. Поделиться, а не навязывать.
Смешная история в твоей жизни, связання с искусством.
Кроме многочисленных мелких историй, которыми полнится каждый из моих проектов (начиная от «Советского миллиционера» и заканчивая презентацией компакт-диска «Невидимый мир», случайно совпавший с днем инагурации Ющенко, но, опять-таки, случайно выбравший в качестве декораций на сцене цветовую символику его противника Януковича), самой странной шуткой, которая сыграла со мной судьба, оказывается моя сегодняшняя семейная жизнь с человеком, не только не понимающим моих стихов, но и не говорящим по русски. Вот тебе и отклик.