En version russe uniquement.

У нас в селе появилась сумасшедшая. Каждый день она выходит из дома с пачкой бумаг и клеем ПВА с единственной целью: расклеить их на встречных столбах и заборах. Оставшись с пустыми руками, но, не успокаиваясь на достигнутом, она ходит по улицам с пронзительным криком: БА-Д-И-ИК! У нее даже появились последователи: стайка деревенских мальчишек, которые разъезжают на велосипедах со скоростью пули из заржавевшего автомата и выкрикивают, подражая ее интонациям: БА-ДИ-ИК!

Увидев объявление в первый раз, я поначалу не обратил на него внимания. Но каждым днем количество не только объявлений, но и информации в них увеличивалось. И если первая надпись гласила:

ПРОПАЛА СОБАКА – МАЛЕНЬКИЙ ЧЕРНЫЙ ТОЙ-ТЕРЬЕР. ПРОСЬБА НАЙТИ ЗА ХОРОШЕЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ. Тел.: 80973710486.

На следующий день я прочел следующее:

ЗА ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ПРОСИМ НАЙТИ МАЛЕНЬКОГО ЧЕРНОГО ГЛАДКОШЕРСТНОГО ТОЙ-ТЕРЬЕРА С БОЛЬШИМИ УШАМИ БЕЗ ХВОСТА.

АДРЕС: ул. 1-го Бердянского Совета, 13. Тел.: 92659.

Пошел еще один день и я увидел новое объявление:

ЗА ХОРОШЕЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ПРОСИМ НАЙТИ МАЛЕНЬКОГО ЧЕРНОГО ГЛАДКОШЕРСТНОГО ТОЙ-ТЕРЬЕРА С БОЛЬШИМИ УШАМИ БЕЗ ХВОСТА. ВЕС: 2КГ, ВОЗРАСТ: 4 ГОДА. ПЕСИК ОЧЕНЬ БОЛЕЗНЕННЫЙ И ТРЕБУЕТ ПОСТОЯННОГО ГРАМОТНОГО УХОДА.

АДРЕС: ул. 1-го Бердянского Совета, 13. Тел.: 80973710486

Дальше было еще больше:

ЗА ХОРОШЕЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ПРОСИМ НАЙТИ МАЛЕНЬКОГО ЧЕРНОГО ГЛАДКОШЕРСТНОГО ТОЙ-ТЕРЬЕРА ПО ИМЕНИ БАДИК С БОЛЬШИМИ УШАМИ БЕЗ ХВОСТА. ВЕС: 2КГ, ВОЗРАСТ: 4 ГОДА. ПЕСИК ОЧЕНЬ БОЛЕЗНЕННЫЙ И ТРЕБУЕТ ПОСТОЯННОГО ГРАМОТНОГО УХОДА. ОН ВАКЦИНИРОВАН, НО КУСАЕТСЯ, ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО НА НЕРВНОЙ ПОЧВЕ.

АДРЕС: ул. 1-го Бердянского Совета, 13. Тел.: 92659, 80973710486

Когда же я прочел –

ЗА ХОРОШЕЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ПРОСИМ НАЙТИ МАЛЕНЬКОГО ЧЕРНОГО ГЛАДКОШЕРСТНОГО ТОЙ-ТЕРЬЕРА ПО ИМЕНИ БАДИКС БОЛЬШИМИ УШАМИ БЕЗ ХВОСТА. ВЕС: 2КГ, ВОЗРАСТ: 4 ГОДА. ПЕСИК ОЧЕНЬ БОЛЕЗНЕННЫЙ И ТРЕБУЕТ ПОСТОЯННОГО ГРАМОТНОГО УХОДА. ОН ВАКЦИНИРОВАН, НО КУСАЕТСЯ, ПОСКОЛЬКУ НЕРВНЫЙ. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ДАВАЙТЕ КОСТОЧЕК! ПРИМАНИТЬ МОЖНО ФИНИКАМИ И МИНДАЛЬНЫМИ ОРЕШКАМИ!

АДРЕС: ул. 1-го Бердянского Совета, 13. Тел.: 92659, 80973710486 –

Я понял, что девочка серьезно больна. В этом меня окончательно убедило требование кормить ее пса финиками и миндальными орехами, которые в нашем селе могли себе позволить даже не все человеческие особи. Как только я подумал об этом, я услышал лай моего Маркиза. Это мой новый пес. Я взял его, когда похоронил своего первого. Но об этом после. Я услышал его душераздирающий лай и не на шутку испугался, когда увидел ее в нескольких сантиметрах от его пасти.

– Вы что, с ума сошли? Не понимаете, что он вас растерзать может?

Она, как будто не замечала нацеленных на нее клыков. Да и вопроса моего, похоже, не услышала, поскольку тут же задала свой:

– Вы не видели маленькую собачку? – И она сунула мне под нос уже знакомое объявление. Конечно, увеличенное в размерах:

ЗА ХОРОШЕЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ПРОСИМ НАЙТИ МАЛЕНЬКОГО ЧЕРНОГО ГЛАДКОШЕРСТНОГО ТОЙ-ТЕРЬЕРА ПО ИМЕНИ БАДИК С БОЛЬШИМИ УШАМИ И БЕЗ ХВОСТА. ВЕС: 2КГ, ВОЗРАСТ: 4 ГОДА.

ПЕСИК ОЧЕНЬ БОЛЕЗНЕННЫЙ И ТРЕБУЕТ ПОСТОЯННОГО ГРАМОТНОГО УХОДА. ОН ВАКЦИНИРОВАН, НО КУСАЕТСЯ, КОГДА К НЕМУ ПРИКАСАЕТСЯ ПОСТОРОННИЙ, ПОСКОЛЬКУ В ДЕТСТВЕ ПЕРЕНЕС ЭПИЛЕПСИЮ И С ТЕХ ПОР ОЧЕНЬ НЕРВНЫЙ. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ДАВАЙТЕ КОСТОЧЕК, ЧТОБЫ НЕ ПОРАНИТЬ ЕМУ ЖЕЛУДОЧЕК! ПРИМАНИТЬ ЕГО МОЖНО ТОЛЬКО ФИНИКАМИ И МИНДАЛЬНЫМИ ОРЕШКАМИ! А ЕЩЕ – ЛАСКОВЫМИ СЛОВАМИ И ЛЕСТНЫМИ КОМПЛИМЕНТАМИ. ОСОБЕННО ЛЮБИТ СЛОВО МОЛОДЕЦ.

АДРЕС: ул. 1-го Бердянского Совета, 13. Телефоны: 92659, 80968076649 –

Получив еще одно подтверждение ее сумасшествия, я решил немного смягчить тон:

– Читал я, читал ваше объявление. И не один раз…

– Правда? – Она почему-то обрадовалась.

– Скажите, а зачем вам понадобилось расклеивать их на всех встречных столбах? – не выдержал я. – Неужели недостаточно было повесить на автобусной остановке и возле магазина?

– Понимаете… – Она замялась так, как будто была вполне нормальной со всеми вытекающими комплексами. – Мне становится легче, когда я их пишу. Как будто я для него что-то делаю…

– Не понял… – На этот раз замялся я… – Вы что, пишите все это… от руки?

– Ну конечно, – горячо воскликнула она. – А как же еще? Ксерокса у вас днем с огнем не сыщешь! Но мне так даже легче! Я просыпаюсь, пью чай, потом начинаю писать. Потом обязательно что-нибудь заканчивается: либо фломастер, либо бумага – и я иду в магазин. Меня уже там знают. Как увидят – достают черный фломастер и белую бумагу. И, конечно, спрашивают, не нашелся ли Бадик. Я с ними поговорю немножко, возвращаюсь домой, пообедаю – и сажусь снова писать. А когда жара спадает – иду расклеивать. По дороге захожу в два-три дома. Поговорю – и легче становится. Так и день проходит. Возвращаясь домой, обязательно зову его: вдруг он где-то поблизости? Он ведь жару не переносит, а утром отлично знает, что я встаю поздно. Он может ждать меня только вечером.

Да это уже не поиски, а романтические свидания! Я почему-то вспомнил «Игру в классики» Кортасара, когда герои назначали друг другу свидания в одном квартале, по которому они бродили, пока не находили друг друга. Моя мысль, описав круг, вернулась к диалогу. Я по-прежнему не знал, что ответить. Она вполне логично объяснялась, да и выглядела, как совершенно нормальный человек.

————-

На следующий день я встретил ее возле магазина канцтоваров, где она покупала очередной фломастер.

– А можно я угощу вас кофе? Мне будет очень приятно, – неожиданно вырвалось у меня забытая светская фраза. Разговаривать с ней было интересно: она следовала за любым движением моей мысли, и умела держать совместную паузу перед началом следующего круга. Нужно отдать ей должное: она не зацикливалась на своей собаке и быстро включалась в предложенные темы. Говорить с ней можно было абсолютно обо всем. Но я почему-то вернулся:

– А хотите, я расскажу вам историю о том, как у меня пропала собака? – неожиданно предложил я. – Хотя тут же пожалел о своем предложении: зачем лишний раз наступать на больной мозоль? Но она тут же отозвалась коротким хочу. Мне показалось, что если бы я предложил ей прослушать какую-либо другую историю, она бы тоже ухватилась за нее, как за соломинку.

И я рассказал ей о своем первом псе. Как в обед, когда я обычно возвращаюсь домой, чтобы спустить его с цепи погулять, пошел ливень, почти злива, который не пустил меня, и как, вернувшись домой, я обнаружил сорванную цепь, и как нашел его через несколько дней возле дороги, уже полусгнившего, с поврежденной головой, и как хоронил. Не знаю, зачем я рассказывал все это. Вряд ли ее могло утешить чужое горе. Наверное, просто хотелось приобщиться к ее беде, к ней самой – такой трогательной, стриженной по-мальчишески, заплаканной. Да и тоскливо мне было – одному в доме. Семью свою я отправил на неделю к родственникам, в Запорожье, пьянствовать мне особенно не хотелось, так, разве пивка потянуть. А разговаривать с пьяными пенсионерами…

– А знаете что, дайте еще объявление на радио. – Неожиданно сообразил я. – Какую-нибудь «Азовскую волну», «Шансон», «Русское радио». Я могу дать вам телефоны. Вы знаете, где я живу… – Приглашение повисло в воздухе чем-то неудобным. Чего это я вдруг разгостеприимничался? Может и позвонить, на крайний случай.

К этому времени она закончила писать свои объявления. Конец, как я понял, всегда определялся отсутствием чего-либо: на этот раз – бумаги.

– А в автобусах по одиннадцатому маршруту вы вешали?

– Нет. Какая чудесная идея! – Она просияла. – Спасибо Вам огромное.

– Чем я еще могу вам помочь? Только честно. – Ещё немного – и я предложил бы ей денег. Но она вовремя меня остановила:

– Ну что вы… Вы и так мне здорово помогли: информация стоит дорого. Обязательно позвоню на радио. – И она сделала какие-то записи в тетрадке, лежащей рядом с объявлениями.

– Только помните: пятьдесят на пятьдесят. Может – да, а может – нет.

– Да, да, конечно, я понимаю. Я же не маленькая…

Я попытался определить ее возраст. У меня не получилось. На вид ей было не больше двадцати пяти. Но судя по тому, как она успела бросить вскользь «С мужем после десяти лет мучений наконец рассталась, детей нет, один Бадик остался» – она принадлежала к категории тех, кому за тридцать.

Мои размышления прервала неизвестно откуда взявшаяся фуга Баха. Она оказалась вполне современной барышней: даже в наше глухое село она захватила мобильный.

– Нет, не нашла, – ответила она скорбно. По-видимому, тот, кто звонил, уже знал эту историю наизусть. – Да как ты не поймешь!- внезапно взорвалась она. – Это существо – единственное, что у меня осталось в жизни! – После этой фразы она расплакалась. Она уже забыла о том, кто ей звонил, обо мне и обо всем остальном – даже о том, что она на улице и на нее смотрят. Слезы залили ее лицо – и она стала совсем некрасивой.

Я отвернулся. Заметив мой жест, она поспешила взять себя в руки:

– Всё. Мне пора. Спасибо Вам за всё. Я с Вами впервые за эти дни улыбалась.

– А плакали, похоже, не впервые.

Вместо ответа она протянула мне тетрадку, в которой только что сделала короткую запись:

– Это почти дневник. Здесь я записываю всё, что связано с ним. Начиная с того дня, когда он появился у меня – четыре года назад… Я хотела бы, чтобы Вы прочти несколько строк прямо сейчас. Мне бы хотелось услышать Ваше мнение.

Я поторопился исполнить ее просьбу и на первой же страница, без предисловий, прочел:

12 июня, 2002 года

Это была любовь с первого взгляда. Как только он поднял на меня глаза, я поняла, что именно о нем я мечтала несколько лет, умоляя мужа подарить мне маленькую собачку.

– Зачем тебе собака? Тебе что – меня мало? – отвечал он всегда одинаково индифферентным голосом. Наконец, интонации изменились:

– Что ты будишь с ним делать? – ответил он вопросом на вопрос.

– Любить, – не задумываясь, отвечала я, а после добавляла нараспев, со смехом: Носить на руках, никогда не расставаться, беспрерывно целоваться. – И погладывая в сторону дивана, с которым он с каждым днем всё больше сливался в моих глазах, добавляла с притворным придыханием: Это будет мой маленький мужчина.

Муж выслушивал терпеливо. На последней фразе начинал быстрее перелистывать ТВ-программы, а в конце угрюмо добавлял:

– Я хочу большую собаку: чао-чао.

Пришлось принять собаку от другого мужчины.

– Двести баксов, – отчеканила продавщица.

Слава Богу любви, эти деньги оказались для него карманными – мужчина посмотрел на женщину, то есть – на меня, вцепившуюся в собаку, и подумал, что дешево отделался, неосторожно предложив ей самой выбрать подарок. А ведь могла потащить на авторынок! Правда, к собачке ему пришлось прибавить будку, ошейник, две миски и свиное ухо величиной с щенка, который должен был каким-то образом его сгрызть.

Тут же, на рынке, в большой спешке, потому что начинался дождь, была сделана прививка от всевозможных болезней.

– Покажите эту прививку в ветеринарной клинике. – С видом специалиста сказала продавщица, передавая перепуганного щенка в новые руки. – Кстати, папу зовут Бонифаций, так что нужно назвать на Б.

– Блядик, – съязвил муж, когда она, наконец, вернулась домой и, сияя, как лампочка, объявила:

– Познакомься, это Бадик.

Бадди, Дружок – так называли своих партнеров по тренингу, пройденному ею совместно с мужчиной, предложившим подобрать для нее подарок ко дню рождения. Мужчина любил ее и надеялся на продолжение. Он даже попытался продолжить:

– Его надо обмыть, – предложил он.

– Не сегодня, – услышал он короткий ответ от женщины, которая любила мужа – и, забежав домой, взяла самый дорогой коньяк, стоявший у него на черный день, чтобы вручить его доброму мужчине:

– Обмой пока сам.

Мужчина обиделся, взял коньяк и уехал.

————–

– Да это же художественное произведение! – Я пролистал остальные страницы.

– Я начала писать роман, – голос ее звучал очень серьезно. – Ведь говорят же: нужно в жизни сделать три вещи: родить ребенка, посадить дерево и написать роман. Я решила начать с последнего. Тем более, что начал его Бадик.

– Извините? – переспросил я.

– Вы потом сами всё поймете, когда прочитаете, – с какой-то тайной лукавинкой ответила она.

– И что же – Вы закончили свой скорбный труд? – подражая ее интонациям, переспросил я.

– Не хватило материала, как любят говорить журналисты – информационного повода.

– Зато теперь повода достаточно, – как можно более сдержанно сиронизировал я.

– Лучше бы его не было. – Она отвернулась.

– Можно я почитаю дома? – Мне показалось, что она снова собирается плакать – и я решил избежать этой душераздирающей сцены.

– Да, да, конечно, – не поворачиваясь, ответила она, давая понять, что не принадлежит к числу тех, кто любит устраивать спектакли, возводя свои страдания в произведение искусства.

Возможно, нам обоим хотелось остаться наедине со своими мыслями. Уже прощаясь, я вспомнил, что мы так и не познакомились:

– Меня зовут Геннадий.

– А меня – Александра.

– Очень приятно, – почему-то добавил я, второй раз в разговоре с ней употребляя этот светский штамп. Хотя меня всегда тошнило от чужой светскости. М-да..

Вернувшись домой, я сварил себе крепкий кофе – несмотря на мой возраст, я по-прежнему пил только крепкий кофе – и засел за дневник.

ДНЕВНИК АЛЕКСАНДРЫ

Июль, 2002 года

Если кто-то спросит, чем я занимаюсь все эти дни, я отвечу: УЧУСЬ ЛЮБВИ.

У маленького человечка, который умеет любить, как никто другой. Привязываюсь к нему все больше и больше. Открываю в себе неожиданные качества: терпение, заботливость, нежность… Один взгляд, брошенный на него, спасает меня от дурных мыслей и настроений.

В моей жизни почти не осталось мест, куда бы я его не могла взять с собой: встреча в кафе или на скамейке, театр или кино, концерт или прогулка – он одинаково желанен везде. Я не могу с ним расстаться ни на час. Я ощущаю то, что может чувствовать мать: заботу, страх за свое чадо, нежность и любовь. Абсолютную, всеохватывающую, наполняющую и вытесняющую всю шелуху, приносимую мелкими чувствишками и любеночками, как сказал бы Маяковский. Многоликую: таинственную и явную. Даже прилюдную, даже неприличную: Бадик целуется, когда ему вздумается, не взирая на место и окружение: в магазине, кафе, на лекции, репетиции. И я не могу сопротивляться его желанию, даже иногда сама подставляю губы под его жаркий язычок. Я стала лучше понимать античную мифологию – ее представление о любви к живности, ничем не отличающуюся от любви к человеку: Леда и Лебедь, Бык и Гея… И те, кто появлялся на свет в результате этих союзов, были плодом любви. Иногда я жалею, что Бадик такой маленький, и его семени хватает только на то, чтобы мастурбировать на моей ноге или руке, разбрызгивая прозрачные капельки на пол…

После таких пассажей я не выдерживал собственного смущения. Я быстро пролистывал запретные страницы, считая себя не вправе углубляться в них. Почему она дала мне читать столь интимные признания, я не понимал, но с каждой строкой всё больше чувствовал себя соучастником этих странных отношений.

август, 2002 года

Наконец, я поняла смысл фразы: Любовь побеждает всё. Всю жизнь я страдала аллергией на собак и кошек. И в первые недели Бади в моем доме буквально задыхалась. Но упорно отказывалась от лекарств. И победила! Любовь к Баде победила мою аллергию!

А ещё я поняла, что получила просветление через Бадика. Мы с Ником говорили о том, что настоящий эзотерик не должен отделять себя от мира, в том числе от тех, кто находится ниже уровня его развития. И если возникает любовь к такому существу, как собака, находящаяся на более низком уровне развития, чем человек, то эта любовь ничем не обусловлена и не зависит от отдачи с обратной стороны. Итак, я познала абсолютную любовь, а значит – превратилась в неё. Теперь я – сама Любовь!

Ох уж эта патетика! Но я терпеливо продолжаю читать.

Сентябрь, 2002 года

Мне снится моя любовь, мой маленький возлюбленный, мой молчаливый любеночек, не знающий человечьей речи. Мы сидим перед телевизором, я спрашиваю его мнение о фильме – и вдруг он произносит: Нравится. И еще раз: Нравится. Человеческим голосом!

Я вне себя от счастья просыпаюсь, но тут же проваливаюсь в другой сон:

Бадик начинает прямо на глазах цветоизменяться: из черного превращается в красно-бурого, а потом раздваивается. С раздвоением приходит страх: кто-то, кажется, мама пытается соскрести эту краску с одного из Бадиков, привести его в норму, то есть – в общепризнанное. Вместе с краской она невозмутимо соскребает кожу. Я не выдерживаю и кричу: Зачем ты это делаешь? Пусть остается таким, как есть. Пусть остается красным!

Октябрь, 2002 года

Кажется, мой муж ревнует меня к собаке! Особенно в те моменты, когда Бадька трахает мою ногу или руку. Нужно привести ему девочку – Бадику, то есть. Правда, ветеринар говорит: рано.

Ноябрь, 2002 года

Сегодня впервые расстаюсь с Баденькой на сутки. Очень волнуюсь, что муж не сможет за ним правильно ухаживать. Оставляю ему четкую инструкцию:

РУКОВОДСТВО ПО ЭКСПЛУАТАЦИИ БАДИКА

• Утром вылить и помыть горшок и выбросить какашку, лежащую справа от него.

• Сварить еду на две порции:

куриное бедро помыть, залить одной чашкой кипятка, поварить минут 10, досыпать две неполные ложки гречки, потертую морковь, жменьку мелко нарезанного лука, через 5 минут выключить плиту, но оставить довариваться. Когда перестанет кипеть добавить одну чайную ложку растительного масла.

• Около 12-13.00 пока еда, остывает вывести Бадика на 5-10 минут погулять на поводке.

• Положить в вымытую миску половину сваренного. Курицу мелко покрошить и перемешать со всем остальным. Не говорить ему слово кушать: он его не любит.

• Кости не давать, только хрящики.

• Уходя из дома, закрывать гостиную, спальню и ванную, чтобы ничего не погрыз и не нагадил на постель. Входную дверь запирать только одну, вторую – нараспашку, чтобы не погрыз обивку. Оставлять для игры круг, обезьянку и сухарик (а также – витаминную палочку). Оставлять горшок на обычном месте.

• Вечером выводить гулять в 20-21.00, пока светло на поводке.

• После прогулки предложить поесть. Не настаивать. Если не съел то, что было в миске, перекипятить в его кастрюльке со сливочным маслом и снова положить в предварительно помытую миску. Пока не остынет, не давать. Если Бадик съел дневную порцию – все проще: просто подогреть в кастрюльке то, что стояло в холодильнике и не обязательно кипятить.

• Закапать ушки капельками. По две – в каждое. Если начнет кусаться, успокаивать: Бадик – молодец, Бадик – хороший.

• На ночь возле будочки положить кусочек сушеной дыни, корм и маленький сухарик. Обязательно налить во вторую мисочку отфильтрованую воду. Мисочку предварительно помыть. Пожелать Баде спокойной ночи. Реагирует также на слова место и спать, но с обидой.

Приехала на следующий день. Недовольны оба: и собака, и муж. Бадик ничего не съел. Похудел грамм на пятьдесят. Муж сказал, что он остается с ним один на один первый и последний раз в жизни. Бадик вел себя вызывающе: грыз входную дверь, писал, где придется. От еды прятался, как будто ему подбрасывают яд. Если бы за мной кто-то так смотрел, я был бы поблагодарней. В следующий раз попроси посмотреть за ним того, кто тебе подарил это сокровище.

Интересно, к кому он больше ревнует? Наши отношения ухудшаются с каждым днем. Он становится все более замкнутым. Меня спасает только Бадик, его любовь и ласка. Ну почему Бадя – не мой муж? Не-мой, преданный, ласковый, всепрощающий… – это же идеал мужчины! А муж к нему относится, как к собаке: Выгони это чудовище из моей спальни! Как же я могу его выгнать? Во-первых, он помогает мне испытать такие ощущения, которые я до него не испытывала, а во-вторых: он же на меня обидится и перестанет любить, если я лишу его права участвовать в моей интимной жизни!

Декабрь, 2002 года

Скоро Новый год – а я не знаю, с кем буду его встречать. Мы остались с Бадей совсем одни. Все к этому шло. Муж уехал со словами: Для меня не осталось места в этой квартире. Отчасти, он прав. Я слишком влюбилась в это существо, которое заменило мне всех.

Январь, 2003 года

Вот и Новый год прошел. Впервые встретила его одна и в полном одиночестве. Вернее, с Бадей. С ним конечно классно, но слишком монологично: я говорю, а он молчит, я поднимаю тост, а он воротит нос от алкоголя). Даже бутерброд с икрой съел без особой радости. Наверное, он считает само собой разумеющимся то, что я провожу с ним праздничную ночь. Он даже не понимает, от чего я отказываюсь и чем жертвую. Неблагодарная тварь. Когда он научится понимать ВСЁ?

Февраль

Мне снится Бадик. Его становится всё больше. Он размножается прямо на глазах. И вот уже несколько маленьких черных собачек вьется у моих ног. А где-то в отдалении возникают новые, причем, все они – разные: большие и маленькие, худые и толстые, облезлые и густошерстые

Говорят, если снится собачка, это – к мужчине…

Бедная девочка, ей бы мужика хорошего рядом, а не собаку. Хоть бы к снам прислушалась…

Март

Вечером приходит Он…

Ну, наконец-то!

…но Бадик вмешивается в долгожданный поцелуй, целуя поочередно каждого.

Вот засранец!

– Имей совесть, – говорит Он. – Ты ее целуешь каждый день, а я – впервые… Нет, это уже слишком. Перестань приставать к ней. – Он лягает ногой пристроившийся к моей ноге плотоядный комочек. – Сегодня, Бадик, моя очередь.

Вот это – мужик!

Но после его ухода Бадя требует повышенного внимания. Он устраивает настоящую сцену ревности: писает прямо перед моим носом на белый кафель, а потом нагло смотрит на меня, не испытывая обычного в таких случаях чувства вины (обычно он прячет глаза, а потом прячется в будку, чтобы избежать наказания). А после он нетерпеливо прыгает на руки и, достигая лица, долго-долго лижет мои губы: Я и то облизываю лучше, – пытается доказать он, – ты ведь любишь только меня? – Он преданно смотрит мне в глаза, настаивая на ответе. И я, конечно, отвечаю.

Апрель

Бадик тяжело заболел. У него обнаружили эпилепсию. Провожу с ним время с утра до вечера. Чувствую себя вдвойне виноватой: за то, что взяла его на консультацию психотерапевта, и, держа на руках, обсуждала проблемы боли в результате блокирования сексуальной энергии, и за то, что пригласила в дом мужчину, а Бадик, конечно, разнервничался. Теперь приходится спать с ним в одной постели, поскольку приступы случаются каждые два часа.

Разве это возможно у собак? – спрашивают все мои знакомые.

– Бадик – не собака, – отвечаю я, задетая за живое.

Собака-собака, – приговариваю я, засыпая.

Май

Мне кажется, что Бадик взял на себя мои болезни. С тех пор, как он заболел, я, как будто стала здоровей, несмотря на постоянные слезы. Не зря я называла его БАДом – биологически активной добавкой. Здоровье ты моё, – шутила я, наблюдая, как он носится по улицам и загоняет любую собаку, которая хочет его догнать. Иногда, когда он совсем заводился, он напоминал юлу, которую я любила раскручивать в детстве – он наматывал один за одним круги, не зная усталости…

А теперь ему даже на ногах не стоится. Не говоря уже об эротических играх.

Июнь

Как я устала от больниц, капельниц, психотропных таблеток, которые каждый раз нужно крошить ему в пищу! Попробуй ещё уговори его покушать! Вот уже два месяца я ничем не занимаюсь, кроме его лечения. Моя постель, в которой он всё-таки добился права спать, превратилась в больничную койку, а я – в сиделку. Когда же это окончится?

Июль

Ура! Кажется, он выздоровел! Не могу поверить в это счастье! Не зря я ходила в церковь. Я молилась так, как не молилась ни за кого на свете! Я пообещала, что если он выздоровеет, я не расстанусь с ним до конца жизни! Неужели Бог принял от меня эту жертву?

Я пролистал еще несколько страниц, не читая. Меня начинал тяготить ее образ мышления. Я, конечно, понимал, что она человек – нездоровый. Но при чем здесь Бог? Что за привычка обращаться к Богу всегда, когда сталкиваешься с проблемой собственного идиотизма, не способного ни на что без божественного вмешательства?

Я посмотрел на часы – начало первого… Не хватало ещё, чтобы я посвятил этому бреду всю ночь… Но всё-таки пробежал глазами еще несколько записей, которые показались мне особенно забавными:

Август

Бадик стал каким-то агрессивным. Сегодня ко мне пришла возмущенная соседка и потребовала показать ей прививки от бешенства. Хорошо, что я их сделала (не себе, конечно, –Бадику) вопреки недоуменным вопросам и возражениям ветеринара, пытающегося мне доказать, что маленькие домашние собачки не нуждаются в подобных прививках.

– Бадик нуждается, поверьте мне, – настояла я на своем.

Соседка показывала мне разорванный чулок и следы бадиных зубов. Я, конечно, извинялась, как могла. Мол, недовоспитала, недосмотрела. Но что толку, если он кусает всех, кто подходит к нашему подъезду, как будто этот дом – его собственность. Вчера сосед заявил, что если так дальше будет продолжаться – я буду покупать ему новый костюм. Нужно привести ему девочку. Бадику, то есть. Может быть, секс избавит его от агрессии?

Сентябрь

Вот тебе и свадьба! Напрасно я так долго тянула, слушая советы ветеринаров, утверждающих, что ему ещё рано. А теперь уже поздно. Сразу двух невест в течение недели привела ему – и ни с одной не получилось. Одна не выдержала его девственного дебилизма и сожрала весь сухой корм, пока Бадик ходил вокруг да около, не понимая, что от него хотят. Ну и ладно – она какая-то уродливая была: толстая, неуклюжая. Зато вторая – хрупкая, нежная, смиренная: подставила попку, и ждала, пока у этого оболтуса встанет. А он покрутился около, даже облизать соизволил не один раз, возбудился – и – бросился на мою руку!

– Он только Вас хочет, – хохочет хозяин той-терьерихи.

А мне не до смеха. Нас однажды чуть из приличной квартиры не выгнали, когда Бадик под столом занимался любовью с моей ногой.

– В моём доме, под этим столом только я могу позволить себе заниматься любовью, – возмущался хозяин квартиры, который просто завидовал Баде черной завистью. – Больше пожалуйста с ним не приходи.

– Больше не приду.

Я сдержала своё слово.

Октябрь

Сегодня я совершила самое страшное преступление в моей жизни: я ударила беззащитное существо. Хуже того – я выбросила его из будки прямо на пол, так что он ударился спиной о твердый паркет. Боюсь, что у него повредился позвоночник: к нему невозможно прикоснуться, он всё время воет от боли. А ведь он не сделала ничего страшного: в очередной раз оставил свою аккуратную какашку у меня в спальне, давая понять, как он не любит оставаться один в доме. Но поскольку это повторяется не первый раз, я не выдержала. Но это, конечно, не оправдание. Как только он заплакал, я упала перед ним на колени и, заливаясь слезами, стала просить прощения. И он, конечно, простил. Не каждый человек обладает таким великодушием.

Январь, 2004

Вот я и дома. Встречать Новый год в Москве, конечно, интересно, но думать каждую минуту, как он там, без меня, не скучает ли, не болеет, сыт ли рядом с отцом, который все время всё забывает, – более чем мучительно. Да ещё и постоянные сны о том, что он исчезает. Теперь мы снова вместе. Первые дни, конечно, Бадя дулся на меня, воротил мордочку, не разговаривал, но теперь отношения, кажется, восстановились.

Апрель

Ну и стресс! Сегодня мы с Бадей гуляли в парке, рядом с конюшней. Я отвлеклась на минутку – и вдруг – сумасшедший лай: это Бадик погнался за лошадью, которая скакала галопом. Мало того, что он её преследовал метров двести, так он её еще и за копыта норовил укусить! Тут никакие прививки от бешенства не помогут. А от поводка я давно отказалась – это всё равно, что привязывать к себе любимого мужчину. К тому же, свобода – самый дорогой подарок, который ты можешь сделать своему близкому.

Дальше следовало несколько белых страниц. По-видимому, она оставила их за неимением времени и хотела их чем-то запомнить, но отодвигала свое намерение, пока не забыла сами события.

Август, 2004

Мы с Бадей впервые на море. Он, конечно, боится воды, но когда я отплываю далеко, мужественно гребет навстречу. Мы счастливы!

Сентябрь, 2005

Я, наконец, приступила к работе. Вот потеха! Сегодня ко мне пришел владелец крупного журнала. Блестящий, безукоризненный, пальцы – изысканным веером. А Бадя взял огрызок куриного хрящика, вскарабкался на его свежевыглаженный костюм и стал жевать!

Я – с нескрываемым смехом: Он Вам не мешает?

Он – сквозь зубы: Я вообще-то кошек люблю.

13 июля, 2006 года

После четырех лет безусловной любви, которую я испытала с ним, он оставил меня.

Я хотел было оставить эту часть на утро, чтобы ночью не мучаться кошмарами, но с этой страницы уже не мог остановиться:

Стараюсь не вспоминать, не помнить, не баюкать на руках крохотное тельце, шершавый язычек, большие карие доверчивые глаза. Баденька, я заберу тебя, честное слово, мой маленький любеночек. Ты будешь жить со мной в любой стране, куда бы я ни поехала. Потерпи еще немножко – и мы будем вместе, – обещала я, передавая его из своих рук в руки отца…

Хватит. Заставь память, то ее место, где возникает образ, не распознавать его, не видеть в нем маленькое черное пятно, кляксу с большими ушами, зайчика, скачущего тебе навстречу со звоночком-лаем, встречающего тебя на пороге и подпрыгивающего на высоту, превышающую свою собственную. Раз, два, три, еще и еще, уже до пояса…

Но что делать с пустыми вечерами? И что делать с пустыми руками, которым остается ласкать воздух? О, если бы те, в чьи руки ты попал, любили тебя так, как любила я, мои руки остались бы горевать своим собственным горем. Мои слезы были бы обо мне, оставленной, а не о тебе, проводящем эти дни в неизвестности. Где ты сейчас спишь, что ешь – ты, привыкший к лучшей пище и к уютным домикам, которые тебе меняли каждые полгода, потому что ты то устраивал из них удобный диванчик, то грыз в минуты раздражения, то прятался от слишком яркого света в коридоре? Ты, знавший только единственное ограничение: не спать в одной комнате вместе со своей любимой… Наверное, я слишком избаловала тебя, а всё, что слишком, не может тянуться долго. На пике своём оно превращается в свою противоположность. Теперь той маятник качнулся в другую сторону – из избалованной собачки ты превратился в дворняжку, которая вынуждена сама заботиться о своём выживании… Если ты еще жив…

Ну почему? Почему я не могу прочитать этот сценарий до конца? Почему не могу объяснить эту потерю как знак чего-то большего? Почему не могу прямо сейчас выучить этот тяжелый урок, который мне послан жизнью за какие-то одному Богу известные искажения, а, выучив – исправить, найти тебя, прижать к своему сердцу и больше не отпускать никогда-никогда? Хаос ворвался в мою жизнь, как будто для того, чтобы наконец донести до моей самоуверенности: в этой жизни не всё зависит от тебя. И ты сидишь беспомощная, льющая слезы вместе с проливным дождем за окном, отделяющим тебя плотной завесой от внешнего мира, оставшегося вне зоны досягаемости, о которой сообщает голос из мобильного того единственного человека, который смог бы восполнить твою потерю, если бы… Банально плачет природа, предсказуемо.

Вакуум, который в эти дни образовался вокруг, вакуум, который носишь на себе, как панцирь – ты, со школьной скамьи презирающая человека в футляре, вакуум, изолировавший от внешнего мира… Хотя ты сидишь в доме, битком набитом людьми, приехавшими отдохнуть в это глухое село, и разговариваешь на улице с первым встречным, задавая один и тот же вопрос: Вы не видели маленькую собачку?

За это время ты научилась общаться с детьми, пьяницами и собаками, каждую из которых ты заклинаешь: Если встретишь похожего на себя, только маленького, черненького, не обижай его, пожалуйста.

За это время откликнулся только один человек – учитель медитации: «Ты выбрала страдание. Всё, к чему ты прикасаешься – твой Учитель», – посылает он бесполезную эсэмэску. «Тьфу на тебя», – не выдерживаешь, получив вместо поддержки очередной коан. Он не обижается на твой ответ, он – просветленный: «Найдется, когда поймешь, что ничего не теряла», – отвечает, меняя на мудрость то, что было всего лишь назиданием.

14 июля.

Сегодня мне приснилась мама и Бадик. Мама – где-то справа, невидимо, Бадик – совсем рядом, свернувшимся в жалкий клубочек, который я глажу, приговаривая:

– Я не могу с тобой расстаться, не могу!

– Надо, – слышу я голос мамы. – Ты должна с ним проститься, как простилась когда-то со мной.

– Но я с тобой не простилась, – искренне возражаю я. – Ты каждую ночь рядом со мной. Со дня своей смерти…

И только когда я просыпаюсь, я понимаю, что два близких существа рядом – лишь сон. Потеря встречает меня ранним утром. Потеря протягивает ко мне похолодевшие руки.

Каждый раз, повторяя один и тот же сценарий, она отбирает тех, кто становится в моей жизни помехами. А помехами становятся самые близкие: мама – полагавшая, что своей болезнью мешает моему замужеству, и умирающая с просьбой: Выходи побыстрей замуж, муж, не желающий отрывать меня от моих корней – родного города и всего, что с ним связано, Бадик, которого не на кого было оставить в случае отъезда во Францию.

Я провела день без еды. Если ты сейчас голоден, мой Любеночек, может хотя бы это приведет тебя ко мне? По принципу притяжения…

Вот сумасшедшая! – я оторвался от чтения. – Нужно будет завтра же накормить ее хотя бы мороженым в кафе.

15 июля

Я иду вдоль поля – и смотрю по сторонам. Я уже не кричу, как в первые дни Бад-ди! – Только тихо спрашиваю: Где ты? Гуляешь ли на воле, окончательно почувствовав вкус свободы, или прячешься днем, не принятый в стаю бездомных, и побираешься по ночам, вдали от собак и людей? Нашел ли приют в любящих руках, или путешествуешь с кочевым племенем, не знающим ни любви, ни привязанности? Путешествуешь в ожидании моих рук? Вина моя, вина… Неспособность удержать самое дорогое, мое бесприютное я, жаждущее дома. Бадди, ты видишься мне маленьким цыганенком, сбежавшим от той, кто не дорожил тобой. Почему ты не смог простить мне этого кратковременного предательства? Я же пообещала тебе перед прощанием, заглядывая в твои грустные глаза: Мы будем вместе, честное слово. Где угодно – в Киеве, Париже! Почему, впервые за четыре года я расплакалась, передавая тебя в руки родному отцу? Помню, я еще упрекнула себя: ты слишком замкнулась на этом существе. Займись лучше своей личной жизнью. Вот и занялась. Но почему – такой ценой?

16 июля.

Так, хватит. Пора взять себя в руки. Мои действия:

1. Объявления на оставшихся столбах.

2. Поход к участковому с просьбой подключить к поиску каких-нибудь

деклассированных, стоящих у него на учете.

3. Визит к ветеринару с целью предупредить о том, кто, возможно, захочет сделать вакцинацию украденной собаке.

4. Объявления на радио. Нужно составить максимально внятный, короткий и жалобный

текст.

5. Объявления в газеты.

6. Вечерние поиски на велосипеде по всему селу.

7. Объявления в автобусах, которые едут в город.

А это уже – с моей легкой руки! – Значит, не зря мы встретились! Значит, здравый смысл всё-таки победил!

17 июля

Собака, которой я заглянула сегодня в глаза, долго не могла оторвать от меня свой взгляд. Как будто надеялась притянуть им к себе, приковать меня жалостью настолько, чтобы я не смогла отойти от нее и взяла вместо Баденыша. Когда я снова закричала Бадик! я увидела зависть во всем ее существе. Собака завидовала ему, пусть пропавшему. Она, возможно, даже подумала в этот момент: Если бы хоть раз в жизни меня кто-то искал вот так самозабвенно! Я бы осталась рядом с моим хозяином до последнего вздоха… Остальные собаки бросались навстречу мне с истошным враждебным лаем: Уходи отсюда! Ты и твои чувства для нас – чужие! Мы не знаем, что значит – быть любимыми и не хотим слышать о том, что нам не дано!

18 июля

Начали появляться первые отклики на мои объявления. Сегодня тебя видели рано утром возле моста, а после – возле старого сельсовета. Тебя пытался поймать профессиональный охотник, но ты не давался в руки – юркий, хотя и обессиленный скитаниями, с сумасшедшинкой в глазах. Через несколько часов, когда мне позвонили, я пошла на поиски. Искала я тебя – и не нашла. Где ты, которого ищет душа моя?

Неужели есть надежда? Священник сегодня сказал: верьте – и найдется. Как только утратите надежду – утратите его навсегда. А мне кажется – наоборот. С отказом от самого дорогого иногда появляется возможность обрести. Ты отказываешься, ты приносишь жертву – и тебе возвращается. Как Аврааму, который готов был отдать Богу своего сына. Хотя, там не последнюю роль сыграла вера, снявшая вопрос до-верия.

Но прошла уже почти неделя. Как ты ее прожил? Как тебе удалось не попасть под машину или в зубы бешеной собаки? И вообще, ты ли это, или меня в который раз наводят на ложный след? Если бы узнать что-то определенное, даже самое страшное. Узнать – и поставить точку.

19 июля

Сегодня я была у гадалки. Он в дороге, и ему хорошо, – сказала она. Итак, ты сделал это добровольно? Потому что чувствовал, как с каждым годом твое место в моей жизни уменьшается? А ты уже привык к тому, чтобы быть первым. Так же, как и тот, кто пришел в мой дом за день до твоего исчезновения, пришел попрощаться, кто ждал моей просьбы: Останься! Кто не услышал ее по одной единственной причине: тогда я уже знала, что ни одна душа в этом мире не может мне принадлежать. Даже душа собаки.

20 июля

И вдруг, после того, как я ощутила себя предательски легкой – как после смерти матери – и почувствовала, что с меня снята последняя ответственность – за чью-то судьбу и жизнь – мне снова приснилась мама. Я опаздывала на бердянский поезд, и она поспешно собирала мои вещи. После своей смерти, по ночам она вообще часто провожала меня на опаздывающий поезд, желая отправить меня в тот последний путь, в конце которого исчезают земные страдания. Но я всегда опаздывала на ее поезд: наверное, я еще хотела жить. И ещё потому, что это вошло в привычку – всю жизнь опаздывать на спасительный поезд – из Минска в Киев перед ее смертью, из Киева – в Бердянск перед твоим исчезновением.

Но, всё-таки, почему меня с такой настойчивостью освобождают от привязанностей в этой жизни? Готовят для чего-то большего, чему я не знаю названия и чему отчаянно сопротивляюсь, желая быть чем-то меньшим – писателем, актрисой и просто женщиной? Почему я снова должна проходить один и тот же урок – непривязанности к самому дорогому? Почему самое дорогое у меня всегда отнимается? Как будто внушает: если не хочешь новых потерь, сдулай так, чтобы эта потеря была последней.

Итак, отныне я больше никому не позволю подойти ко мне близко. И, скорее всего, откажусь от желания иметь своего ребенка. Слишком больно терять то, что дорого.

Ну, это уже – ни в какие ворота! И надо же – из-за чего? Из-за собаки! Хотя, может, с моей стороны это – элементарная черствость? Может, за годы, прожитые в этой дыре среди уличных алкашей и домашних книг, уравновешивающих их невыразительные исповеди красноречивым молчанием, я оброс скорлупой, разучился чувствовать и выражаться, и не впускаю в себя ничего по-настоящему живого, даже способности сострадать?

————–

На следующий день я решил нанести ей визит сострадания, а также вернуть тетрадку и сделать кое-какие замечания относительно слишком камерного стиля, который, скорее, подходил для дневника, чем для романа.

Подходя к дому, я увидел милицейский бобик и выходящего оттуда участкового. Ничего себе! – уже и органы на ноги подняла. Скоро ее собаку начнет искать Грин пис.

– Вы уверены, что это был он? – услышал я первую реплику.

Оба они – Александра и участковый – стояли у калитки соседнего дома и с надеждой смотрели на соседку:

– Да конечно! Что я – не знаю Бадика? Маленький, черненький, прыгал на заднем сидении. – Соседка убеждала темпераментно и громко.

Инспектор был настроен решительно. Уточнив подробности, он, не задумываясь, отправился на поиски. Помочь он хотела побыстрее, чтобы вернуться к более серьезным делам. Хорошо, что он догадался не озвучивать эту мысль.

– Я ему только позвонила – а он тут как тут, – с гордостью сказала Александра.

Не успели мы поговорить о литературных достоинствах ее дневника, как участковый вернулся. Зашел стремительно, посмотрел ей прямо в глаза и произнес:

– Не расстраивайся…. – потом сделал небольшую паузу и добавил: Это не твоя собака.

– Может, все-таки цыгане-молдаване, торговавшие коврами?

– Поверь мне, они не размениваются на такие мелочи.

И все-таки, не зря я милицию недолюбливаю, – подумал я в тот момент, а она даже отвернулась от него, чтобы скрыть свою обиду:

– И все-таки… Если какие-то известия… Я сдала билет на поезд. Остаюсь на неопределенное время…. Я вам буду очень признательна.

– Отдыхай лучше. Смотри, солнце-то какое! Погода как раз наладилась.

Нет, все-таки он неплохой, – подумал я снова. А она кивнула, не желая объяснять, что не может отдыхать, пока не найдет своего звереныша.

– К тому же, у нас тут такие жители… – он развел руками. – С голодухи и съесть могли.

М-да-а, милиционер – он и в Африке милиционер, – моя антипатия снова перевесила симпатии.

– Да что там есть! У него же одни кости и кожа! Два килограмма! – непонятно, чему она возмутилась больше: этой бестактной репликой или способностью ее питомца так безвестно окончить свой путь.

——————

Не скажу, что был особенно счастлив, когда меня вызвали на следующий день к участковому. Но когда я вошел в кабинет и увидел его озабоченное лицо, я понял, что для него дело чести – разыскать ее собаку. Я в четвертый раз за последние сутки поменял свое отношение к милицейским органам и понял, что в жизни всегда находится место для хороших людей.

И все же, кабинет я оставил с облегчением. Я всегда оставлял кабинеты с облегчением. Особенно после этой дурацкой контузии, когда любое замкнутое безвоздушное пространство начинало давить на меня через несколько минут. Ну и поделом. Нечего на войне зарабатывать деньги. Дураком был, не понимал. Почему понимание всегда приходит так поздно, когда его уже невозможно натянуть на бездарно прожитые дни? …

Мне почему-то захотелось вернуться к чтению дневника, который я забыл вернуть из-за неожиданного появления человека в погонах. Я наскоро поужинал и уселся в любимом кресле своей жены, под торшером, открыв дневник на том месте, который проигнорировал в прошлый раз.

ДНЕВНИК АЛЕКСАНДРЫ

Октябрь, 2003 года

Честное слово, только сейчас прочла все, что написал мой Баденыш. Я, конечно, неоднократно уличала его в том, что он вертится возле моих черновиков и грызет ручки, оттачивая зубы, но что при этом он оттачивает еще и стиль, мне не приходило в голову. И вот я открываю первую страницу с конца, если перевернуть мою дневник, и вижу корявые заметки, написанные знакомыми лапками и явно подражающие моему почерку. Спокойно, говорю я, спокойно. Ты не сошла с ума, это не раздвоение личности: ты бы никогда не смогла написать такое. Никто не переступал порог твоей квартиры последние месяцы, в которые ты завела эту тетрадь. Тебе было так хорошо с Бадей, что ты в конце концов перестала приглашать друзей., а муж, который правда и не отличался особым пристрастием к литературе, не появлялся в этом доме так давно, что ты забыла о его существовании. После истории с презервативом он скоропостижно собрал чемоданы и уехал на неопределенное время. Бадя нашел его (в смысле – презерватив) под кроватью и принес в гостиную, когда тот (в смысле – муж) смотрел телевизор. Положил перед ним, как бы в назидание: вот, смотрите, какой вы ерундой тут занимаетесь.

– Сама – ненормальная и собаку такую же завела, – сказал тот, соскочив с дивана, как ошпаренный.

В общем, никто, кроме нас двоих, не мог этого написать. Клянусь здоровьем Бади, что это не я. Даже если предположить, что я – лунатик и пишу по ночам, это явно не мой стиль и не мой почерк. Итак, это написал Бадя, мой маленький вундеркинд, которому на то время исполнилось полтора года! Правда, если учесть, что один год собаки измеряется нашими семью годами, значит, по-нашему ему около десяти – одиннадцати лет. В таком возрасте все нормальные люди только задумываются о мемуарах. В случае Бади, это – явная акселерация…

Я не верил своим глазам! Как – она сошла ещё до этой истории – и все эти годы продолжала морочить головы? А как же… Я пролистал дневник немного назад – и обнаружил еще несколько непрочитанных страниц. На них корявым почерком значилось:

ДНЕВНИК БАДИ

Июнь, 2003 года

Я остановился, раздумывая, стоит ли продолжать? Но внутренний голос, который никогда мне не лгал, ответил: Стоит. Если уж ты потратил на это дурацкое чтиво пару ночей, потрать последнюю – и навсегда распрощаешься с этой историей.

Вот только как потом объяснить этой девочке то, о чем она, по-моему, догадывается, какой бы сумасшедшей ни прикидывалась? Я же помню наши встречи – к концу каждой я уходил с полной уверенностью в ее адекватности…А как на счет моей?… И я погрузился в корявый почерк:

Я знаю, вы мне не поверите. Роман, написанный собакой, не часто попадается на страницах журналов. Но, для тех, кто разбирается в искусстве, это довольно лакомая косточка. Кстати, не подумайте, что таким образом я выпрашиваю у вас кости, как это делают другие собаки, причем, более примитивным способом. Мой нежный желудок их не переносит. Как-то по неопытности я съел когда-то одну косточку от куриной ножки… Ой, что тут было, когда я попытался переварить её, а потом избавиться известным всем образом – лучше не вспоминать. Кровь, вой и подсолнечное масло с ромашкой! С тех пор я не ем ничего, что не лежит у меня в мисках (кость я, конечно, украл с тарелки на столе, нарушив одновременно две заповеди: не укради и не ставь лапы на стол). Значит, мы договорились: вместо косточки мне заплатите гонорар той, которая попадет на эти страницы в качестве главной героини.

Но не вздумайте заподозрить меня в плагиате. Хотя я и дебютант в этом деле, вещь я пишу совершенно самостоятельную, а стало быть – оригинальную. Прожитую до единой строчки. Автобиографическую, наконец…Собачье сердце, Каштанка, Белый Бим Черное ухо, Исследования одной собаки и прочая литература мне, конечно, известна… Кстати, считаю своим долгом пролаять, что образ, воссозданный Булгаковым потряс до глубины души мое собачье сердце. Не знаю, за что он так не любил собак, описав худшего из наших представителей, каких редко встретишь не то, что в приличных домах, но даже – на улицах. Например, в нашем дворе, где я периодически перенюхиваюсь с дворовыми собаками, я еще не встречал такого урода. Бесцеремонная, неблагодарная псина – это все, что я могу о нем пролаять. Жаль, что мой речевой аппарат не способен воссоздавать человеческие звуки, чтобы полноценно выразить свое возмущение. Правда, мне это и не к чему: у меня с людьми телепатические отношения. Особенно с моей ненаглядной. С ней у меня понимание с первого взгляда. И, конечно – любовь. Когда она взяла меня на руки и произнесла своим певучим голосом Бадик, я навсегда полюбил и ее, и свое имя:

– Дружок – Бади – Баддик, – подбирала она. – А это имя подойдет для родословной? – спросила она у той, которая выставила меня на продажу.

Тогда я и узнал, что я – не простая дворняжка, поскольку у меня есть родословная. Моего отца звали Бонифаций. Сокращенно – Боня. Поэтому, когда она впервые окликнула меня Бадди, я поспешил на звук созвучного мне имени, напоминающего отцовское и ласково укусил ее в щеку. Папа любил играть со мной подобным образом, а она почему-то обиделась и даже сказала Фу. Поначалу она вообще очень часто повторяла это междометие. И я было решил, что это – элементарная тавтология (тявкология – извините за каламбур), связанная с ее бедным словарным запасом, напоминающим словарь Эллочки Людоедки из Двенадцати стульев. Но моя ненаглядная оказалась женщиной образованной, скорее, меня считавшая неучем, поскольку опиралась на расхожее представление о собачьей безграмотности. Это было тем более обидно, что возразить на ее языке я не мог, а мой она еще не научилась понимать. Так что в этом смысле безграмотной была все же она.

Этим отвратительным звукосочетанием она пользовалась в основном тогда, когда была недовольна каким-либо моим поступком. Я почему-то сразу невзлюбил это слово, даже само его звучание: оно искажало не только ее прекрасное лицо, от которого я в такие моменты отворачивался, чтобы не портить себе впечатление, но и ее ласковый голос. А она упорно к нему прибегала, не догадываясь, насколько я отрицательно отношусь к громким шипящим звукам.

Но и после этого отвратительного крика она не успокаивалась: хватала меня и тыкала носом прямо в мокрую лужицу или какашку, оставленную мной естественно подальше от будки, чтобы не отравлять себе жизнь неприятным запахом. Тогда мне становилось так больно… Но не столько физически, сколько душевно – от насилия, которое она применяла по отношению ко мне. Со временем – а времени прошло не так уж много (я – песик сообразительный и схватывающий знания буквально на лету, как изюминки.. ням-ням) – я освоил санитарные правила в этом доме. То, что поощрялось на улице, разрешалось здесь только в одном месте – на горшке. Мне, безусловно, было тяжело настолько ограничить себя – и периодически я оставлял маленькое напоминание о себе недалеко от обязательного места, а порой – и в дальних комнатах, особенно когда она не закрывала их, уходя на весь день. Проще сказать – я мстил, когда мне уделялось недостаточно внимания. Мстил, зная, что за этим обязательно последует наказание тем более справедливое, что сама ненаглядная тоже пользовалась горшком. Причем настолько неудобным и большим, да еще и белым, что я поражался ее наивности: ведь рано или поздно его нужно будет чистить!

В общем, проблем хватало. Особенно – на улицах, когда ей поначалу приходилось контролировать каждое мое движение. Особенно истерически она кричала: Машина! Меня это всегда поражало, потому что я привык ездить в ней с самого детства, куда она брала меня всякий раз, и совсем не боялся этого гудящего млекопитающего. Более того – я обожал залазить ей на плечо, когда она держала в руках руль, и разглядывать проезжающих, с завистью посматривающих в нашу сторону. Следует сказать, что эти завистливые взгляды – единственное, что по-настоящему раздражало меня, особенно – в пеших прогулках. Они всегда окружали ее множеством бесполезных слов и делали вид, что это я привлек их внимание. Они протягивали ко мне свои жадные лапы, а сами плотоядно посматривали на нее… И тогда я кусал их. Кусал ещё и ещё, с наслаждением, напоминающим садомазохистское, поскольку после этого мне – ох, как! доставалось.

А однажды, я ее все-таки спас. К моей ненаглядной пришла самая наглая рожа, которую я когда-либо видел в ее доме – рыжая, курносая, мускулистая, с темными кругами под глазами, от которой разило алкоголем. Зачем она вообще впустила его на порог? Может, хоть фотографии хорошие сделает… – с этими словами она закрывала за ним дверь. Но закрыла она их не раньше, чем я укусил эту противную морду. Морда рассердилась:

– В Афгане воевал! Контузия была, ножевая рана была, пулевое ранение – твою мать! Но чтобы такая шмакодявка кусала за нос до крови!

Но хватит – о грубом. Она часто называла меня Любеночек. Меня меньше всего интересовала этимология этого слова – то, что я чувствовал в эти моменты, когда она прикасалась ко мне так, как ни одно существо на свете! – Это недоступно никакому описанию (с ударением на а – не и) Особенно я любил, когда она ласкала мой живот и грудь. Чтобы намекнуть ей на мои любимые места, я ложился на спину и раздвигал лапы, совсем, как люди, а после выжидающе смотрел на нее. Нужно отметить, что не последнюю роль в наших отношениях играли мои выразительные глаза, в которые она так часто заглядывала. Однажды в моем присутствии она спросила своего психотерапевта:

– Как ты думаешь, если я долго буду смотреть на него, будут ли у меня такие же красивые глаза?

– Смотри, чтобы уши не стали такими же, – как всегда виртуозно отпарировал он.

Не знаю, почему она засмеялась: уши были предметом моей гордости. Оба они занимали периметр моей морды и стояли так, что позавидовал бы любой кобель. Они у меня – самая выдающаяся часть тела: выдаются вверх сантиметров на десять, при том, что мой рост в холке не больше двадцати пяти, или около того. Стоячие уши у той-терьеров – непременное условие квалификации. Возможно, поэтому она часто называла меня Ушастиком, а прохожие – то зайчиком, то однажды – белочкой, какие-то проходящие пьянчуги.

– Ой, кажется, белочка начинается, – пробормотал тот, мимо которого я пробегал, – и тут же свалился на асфальт.

Кстати, Бодуном она меня тоже называла, хотя сама была равнодушна к алкоголю. У меня вообще было много имен: и Кролик, и Крыса, и Лань, и Летучая Мышка. Чего только во мне не находили! Когда, еще в раннем возрасте у меня целую неделю свисало ухо, я бегал, как в воду опущенный, а она впихивала мне в рот какой-то белый порошок под названием кальций и капала в ухо воду, вызывающую особое раздражение. Во-первых, потому что вода предназначена совершенно для других целей – для питья, а во-вторых она попадала в меня незаконным путем – во время сна, разрушая, тем самым, самое главное в наших взаимоотношениях: элемент доверия. Еще меня бесило, когда она начинала лезть в мои уши какой-то палочкой. Что она в них искала? Я и сам иногда пытался достать до них задней лапой, когда они слишком чесались, но меня никогда не посещала абсурдная мысль бродить в их лабиринтах, выискивая то песчинку, то соринку.

Она и сейчас не оставила эту дурацкую привычку. А на днях довела эту пытку до последней степени совершенства: она стала капать воду мне в глаза! Я вырывался, как мог, боролся до последнего. Но когда она делала страшное лицо и кричала Фу! Нельзя! чувство прекрасного во мне и хрупкие барабанные перепонки не выдерживали – я сдавался. Как я уже говорил, терпеть не могу, когда на меня повышают голос и тем более, командуют: Иди туда, иди сюда, принеси то, не зная что. Последнее я не выполнял сознательно. Не хватало еще, чтобы я при своем двухкилограммовом весе таскал тяжести! Я вообще не понимаю этой дурацкой собачей привычки: приносить что-то в зубах своим хозяевам. По-моему, это просто бессмысленно. Если люди в чем-то нуждаются, то могут встать и взять это сами. Но однажды я всё-таки принес из ее спальни маленький прозрачный кулечек с какой-то жидкостью внутри. Принес прямо к ногам хозяина квартиры: нечего бросать предметы интимной гигиены на пол!

Но я опять – о грустном. Случались в нашей жизни такие прекрасные минуты, о которых можно помнить всю жизнь! В такие минуты она прикасалась ко мне, а я прикрывал глаза – и балде-ел! Вернее – блаженствовал. И все эти прикосновения она еще сопровождала множеством уменьшительно-ласкательных словечек, которые запомнить было совершенно невозможно –Баденька, баденыш, бодусик, бодунчик… Ах, какие у нее были мягкие руки и голо!. Когда же она ласкала меня в присутствии какого-нибудь самца, я всегда слышал одно и то же:

– Как я хочу быть твоим Бадиком!

Моё сердце стучало от гордости. И если этот кто-то тут же пытался залезть к ней на руки, я рычал и кусался, так что тот оставлял всякую попытку сравняться со мной. Я всегда побеждал. Я даже победил того, кто жил с ней до меня. Такого большого самца, который невзлюбил меня с первого дня знакомства. За что я, естественно, тут же написал на него (с ударением на и).

– Ну почему, почему ты назвала его не Буддик, не Бодхисатва, а Бадик? Какая банальность! – возмущался он. – Ты, наверное, не породистый? – продолжал он издеваться, нагло смотря мне в глаза. Я отворачивался: не хватало еще, чтобы я махал перед ним своим паспортом. В другой раз он спросил у нее::

– За что ты его любишь? Он же бесполезный: денег не зарабатывает, сексом с тобой не занимается!

– Любят не за что-то, а вопреки, – услышал я мудрый голос моей ненаглядной.

Потом она объяснила мне, что такая любовь называется абсолютной. Наверное, от корня соль, которую она добавляла мне в пищу крайне редко, по-видимому полагая, что итак даёт мне достаточно аб-сол-ютной любви. Когда я стал размышлять об этом, мне почему-то взгрустнулось. Если она испытывает ко мне абсолютную любовь, то почему я не ощущаю ее на себе непрерывно? Например, сегодня: сколько я ни бегал за моей ненаглядной, она не обращала на меня ни малейшего внимания. Тогда я запрыгнул на диван и уставился в окно, иногда посматривая сверху вниз на ее дурацкие телодвижения на ковре. Это называется – асаны, – зачем-то проинформировала она меня. Но это осиное слово совершенно не оправдывало ее равнодушия. Я смотрел, как по стеклу стекают капли – и на душе у меня было мокро от одиноких слез.

Так, где-то я это уже читал… О природе, которая плачет. Ну, она-то выкрутилась, написала: Банально плачет природа, предсказуемо, обвинив в банальности природу. А этот, конечно, ещё не дорос до такого уровня манипуляции.

Потом я понял причину своей тревоги: Лю (я люблю называть ее так) ждала Его. Она готовилась к Нему. Причем, весь день. А потом я увидел, как она его целует. Меня она никогда так не целовала. Я попытался вмешаться, предотвратить это безобразие, но их невозможно было разнять. И все-таки, мне удалось оторвать их на время друг от друга: я прыгнул к ней на руки и стал целовать долго и страстно, как не целовал никогда, думая про себя: Никому тебя не отдам, но, конечно, не осмеливаясь произносить этого вслух, чтобы не вспугнуть ее раньше времени…

Дневник обрывался. По-видимому , ее собака не отличалась особой настойчивостью – так, побаловалась пером и успокоилась на достигнутом. А, может быть, приступы эпилепсии, которые начались после прихода ее возлюбленного, навсегда лишили его способности к сочинительству…Хотя, что это я несу? Я, как будто поверил в этот бред… Я посмотрел на часы. Опять я пол ночи просидел. Так и теряется точка сборки.

—————-

Наконец, она решила уехать.

– Наверное, я не вернусь сюда больше.

– Тяжелые воспоминания?

Она коротко кивнула.

– А может, всё-таки…

– Я уже простилась с ним. – Она произнесла эти слова так, как произнесла бы любые другие. На ее лице не было ни тени страдания. Как будто всё пережитое за это время происходило не с ней.

– Тебя проводить?

– Спасибо, я почти не брала с собой вещей.

Я очень редко обижаюсь на людей, но сейчас почему-то обиделся. Наверное, слишком вовлекся в ее ситуацию, перестав отличать от своей. Что называется – слился с чужой проблемой. А она вдруг повернулась ко мне спиной. Как будто моё присутствие рядом с ней зависело только от груза, который я мог поднять за нее. Я попытался приглядеться к ней повнимательней, но не прочел на ее лице ни одной мысли. Не могу сказать, что передо мной оказалась маска, но лицо и вправду было не одушевлено. Как будто за эти дни ее покинула душа – и не вернулась: осталась слоняться по улицам с криками Бадик! Передо мной стояло говорящее тело. Иными словами, я бы мог сказать, что она просто отсутствовала. Мне захотелось проститься, как можно быстрее.

—————-

С момента нашего прощания прошло несколько недель. Я стал понемногу забывать эту историю. Но неожиданно получил письмо.

Здравствуйте, Геннадий. Мне бы хотелось поделиться с Вами событиями последних недель. Возможно, Вам они неинтересны, но мне абсолютно не с кем разговаривать. Я сижу одна в пустой квартире и никак не могу себя заставить забыть его. Я уже спрятала его домик и игрушки, но еще не могу отказаться от альбомов фотографий, на которых мы вместе. Всё листаю и листаю. И всё напоминает о нем. И даже известия от Одержимой – помните, я рассказывала Вам о женщине, ребенка которой Бадик покусал в поезде, когда ехал с папой на море? Мне до сих пор кажется, что он пропал именно из-за ее проклятия. Ведь он пропал буквально на следующий день. А она мне каждый день звонила и требовала показать его, чтобы понять, делать ли ее ребенку прививки от бешенства. В итоге я не выдержала и сказала ей: Я вам уже десять раз сказала: не делайте! И больше не напоминайте мне о Бадике.

Наверное, ее вывело из себя моя неспособность каждый раз выслушивать до конца ее истерический бред и брошенная трубка. Представьте, она не удовлетворилась моим походом на санэпидемстанцию в Бердянске и заявлением о полной вакцинации Бади с присовокуплением паспорта с прививками. Приехав в Киев, она пошла к участковому и накатала на меня настоящий донос. Я пришла по его вызову и,, взбешенная ее требованием взыскать с меня административный штраф, написала в ответ объяснительную записку, оторвавшись по полной программе. В итоге участковый долго меня утешал и показывал случаи еще более тяжелые: например заявление человека, у которого была мания преследования и который с помощью определителя номера и автоответчика записывал все телефонные номера и время звонков.

Чтобы Вас немного развлечь, присовокупляю мое заявление, написанное в ответ на заявление этой ненормальной:

В течение месяца меня преследует незнакомая женщина, которая утверждает, что ее ребенка укусила моя собака, которая в это время ехала в поезде Киев-Бердянск в отпуск с моим отцом. Несмотря на мои уверения в том, что собака до встречи с ее ребенком была абсолютно здорова и привита от всех болезней, в том числе и от бешенства одержимых матерей, а также, несмотря на ветеринарный паспорт, предъявленный этой маньячке, она настойчиво требует показать ей пропавшую собаку, угрожая проклятиями и административным штрафом. Прошу уважаемые внутренние органы защитить меня от преследований агрессивной внешней среды и отправить безумную женщину на исцеление в психиатрическую клинику.

Вот и весь текст. Надеюсь, он вызвал у Вас хотя бы слабую улыбку. Да и мне немного полегчало с освоением этого нового для меня жанра, поскольку всё оставшееся время мне абсолютно нечем и некем заполнить свою жизнь.

Я закрыл письмо. Мне вдруг показалось, что его писала женщина, принадлежащая к той породе людей, для которых боль была жизненной необходимостью. Она стимулировала, побуждала к переживанию, движению и творчеству. Без этой боли жизнь ее оставалась бы неподвижной и унылой, как жизни тех, кто предпочитал иллюзию комфорта иллюзиям перемен. Я знал, что она ждет ответа – письма или звонка, в общем, хоть какой-то поддержки, но мне совершенно нечего было ей сказать. Я был настолько пуст, насколько может быть пуст человек, которого не касается чужая боль. А значит, я не мог ей помочь даже словом.

Она позвонила неожиданно.

– Он нашелся! – Это были первые слова, которые я услышал спросонок. Я посмотрел на часы: не так уж и поздно 23:15. Просто завтра нужно был рано вставать – и я лег пораньше.

– Кто он? Куда вы звоните?

– Бадик! Вы что, забыли?

– А… Нет, конечно… Я вас поздравляю! А где? Как? – спросил я совершенно равнодушным голосом.

– В военном городке… Нам позвонила женщина… Это произошло в тот день, когда я отказалась…

– Отказалась?

– Ну да! Окончательно отказалась от надежды найти его. Так всегда бывает: когда отказываешься от чего-то очень желанного, оно приходит к тебе. В психологии это называется законом парадоксального изменения.

Я не стал уточнять. Мне хотелось одного: спать. Но ей, похоже, было не до сна.

– Я не спала сегодня почти всю ночь! Я описывала эту историю. Вы потом прочтете, – радостно ворковала она.

Я что-то промычал в ответ, как можно более вежливое. Как и все старые люди, я терпеть не мог ночных звонков. И потом, причем здесь я? Я же простился с ней в тот вечер, когда она повернулась ко мне спиной. Простился и сейчас. Чтобы уснуть и тут же увидеть во сне ее ненаглядного Бадика, которого я никогда не видел при свете дня. Он стоял в метрах пятидесяти от меня и что-то злобно кричал. Я не оговорился: кричал, а не лаял. Когда я подошел к нему поближе и попытался заговорить довольно сдержанным тоном: дескать, сколько можно злобствовать, ты итак шуму наделал, заставив искать тебя почти месяц, он беспардонно меня перебил:

– Нечего было устраивать этот цирк с ребенком.

– Какой такой цирк? – удивился я.

– Ну, с бешенством. Меня только привили, а тут эта сумасшедшая тетка со своим орущим чадом. Да она затаскала бы меня по санэпидемстанциям и ветеринарам, которых я, к слову сказать, терпеть не могу! Вот я и решил погулять несколько недель, пока эта шумиха не стихнет. Набраться жизненного опыта, мир посмотреть – себя показать. А то вся жизнь так и пройдет – в четырех стенах на руках…

Я замер от такого заявления… На своем веку мне многое приходилось слышать. Меня бы уже не удивила говорящая и даже пишущая собака. Но настолько изощренная психология, такая удивительная способность избегать дискомфортных ситуаций… просто обязывала меня к обмороку. И я незамедлительно в него упал – чтобы тут же проснуться: на дворе стояло утро. Я открыл глаза – и всё увиденное показалось мне сущей правдой. Особенно, когда я вышел во двор, подошел к Маркизу и заглянул ему в глаза, надеясь прочесть в них хоть какой-нибудь ответ. Он, как всегда, ждал, одинаково готовый принять и награду, и наказание. Я погладил его и ласково потрепал за ушами. Мне показалось – он улыбнулся.